Котетсу Кионе [четвертый офицер тринадцатого отряда]

Кийоне почти бежала до капитанского кабинета – перепуганная, взволнованная, запыхалась. Офицер вся извелась, пока дождалась возвращения Укитаке.
«Если Укитаке-тайчо еще не знает о такой новости, ее ему должна доложить именно я!» – Мысли соперничества с третьим офицером, Сентаро, были с девушкой даже сейчас.
- Капитан! – Резко остановившись около двери, четвертый офицер глубоко вздохнула и торопливо постучала, чуть ли не врываясь в кабинет, таково было нетерпение. Но такая неслыханная вольность была бы  непозволительна даже с условием того, что Укитаке мягок по отношению к подчиненным.
Наконец, отодвинув в сторону седзи, девушка почти с порога протараторила вести последних часов – о возвращении шинигами из Каракуры и, самое главное, пленении Гина.

------>Территория первого отряда---->переулки
Ночь поистине одно из самых явлений на земле. Ни одно поколение поэтов преклоняло свое колено перед ее чарующими силами. Дарить покой и умиротворение, способствовать возвращению потерянной музы. Это время дня является законной сменщицей оранжевого диска, окутав тебя своей темнотой с ног до головы, она шепчет нежные слова на ухо. Ночь - любовница, в присутствие которой ты забываешь обо всем насущном. Хочется укутаться в ее объятия и жить так вечно. Но открывается она не всем, а лишь избранным. Эта черта делает ее неприступной нимфеткой, которой хотят обладать все мужчины высшего света. Девушка позволяет себе шутить, заливисто смеяться и хлопать своими пышными ресницами, строя глазки богатым старикам. А в пиковый момент, она отводит взгляд в сторону. Но мы слишком увлеклись материальным воплощением этой богини, когда больше внимания следует уделять ее таинственной сущности.

Ночь расползалась по территории Готея, заставляя его жителей невольно раскрывать рот, чтобы издать протяжный вой, который в обиходе называется зевание. Этому был подвержен каждый бог смерти, от мала до велика, от простого рядового до капитана. Кстати один из столь почитаемых людей тихой сапой рассекал уличное пространство. Не смотря на то, что тайчо подгонял кнут невидимого вассала его шаткого здоровья, он пытался, не торопится, чтобы не загнать себя. Изредка тишину ночи, раздирал звук пока еще легкого кашля и последующего после него хрипа в груди. Чтобы вернуть в клею дыхание, Укитаке то и дело останавливался, дабы сделать несколько глубоких вдохов и выдохов. Каждый последующий приступ давался Джууширо все тяжелее, это была жестокая реальность, от которой капитану, к сожалению, не куда было деваться. В такие моменты, засевшая глубоко в душе Укитаке, обида, выползала наружу. Капитан любил жизнь со всеми ее резкими поворотами и слишком прямыми углами. Он был по-настоящему достоин вечности и бессмертия, поступки совершенные им не раз это доказывали. Но зачастую великие и по настоящему добрые люди становятся объектами несправедливости мироздания. Оно играет с ними, говоря, мол, «ты сильный, сможешь побороть и смертельную болезнь» Тогда возникает вопрос, как это сделать, если даже врач, способный поднять мертвеца из могилы, разводит руками и с сожалением в голосе и темно-синих глазах, прописывает один и тот же из года в год, способ лечения. Постельный режим. Мужчина лишь улыбается и поблагодарив за оказанную помощь, направляется в свой отряд, куда вскоре приходит его друг с кувшинчиком теплого градусного напитка. Придется отказаться, но благодарность за поддержку еще долго будет согревать душу. Порочный круг, который не разорвать.

Все еще размышляя над недавно прошедшим собранием, а точнее вопросами, выдвинутыми на повестку дня, капитан не заметил, как оказался на территории своего отряда. Пусто и тихо. Даже двое рядовых, которые стояли в наряде, мирно сопели прислонившись к стене или голове своего напарника. Явное нарушение военной дисциплины и управления, но Укитаке не был таким блюстителем нравственности и законности, как Кучики старший. Иначе стал ли он, в конце концов, участвовать с Шунсуем в ритуале уничтожения Соукиоку и тем более добровольно записываться на внеурочное практическое занятие по фехтованию у Ямы? По сему, Джууширо, как всегда, сделал поблажку рядовым и, миновав их, продолжил путь к своему домику на озере. Правда, стоило ему отойти на пару метров от спящих красавиц, как вновь вернувшийся кашель, заставил их выпасть из царства Морфея.
- Кто здесь? А ну стой... – спросони, не узнав своего капитана, выкрикнули старожилы.
- Доброй ночи. Гляжу, вы просто отлично выполняете свои обязанности. Молодцы, так держать. До утра осталось совсем не долго. Если что случится, сразу же сообщите мне, - перебивая рядовых, поспешил сказать капитан. Шум, произведенный этими двоими, мог разбудить двух лих тринадцатого отряда, на выяснение кто любит, и заботиться о капитане лучше другого, уйдет уйма времени. Уладив все, капитан оставил непутевых сторожей. На оставшемся пути в Угендо, Укитаке, слава богу, никто не попался и вскоре он закрыл за собой седзе. Оказавшись дома, капитан почувствовал, что просто валится с ног, вся дневная усталость накатила на него с ощущаемой мощью. Плюс ко всему, появилось легкое головокружение, кашель стал более глубоким и хриплым. Сняв хаори и занпакто, капитан положил их на стул. Следующие за этим две минуты, он старался прокашляться, чтобы не вставать посреди ночи, дабы сделать пару глотков воды. Когда Укитаке лег на кровать, заснуть сразу у него не вышло. Жар, который был результатом роста температуры не позволял с легкостью забыться.

Отредактировано Ukitake Jyuushiro (2009-11-05 19:45:02)

------>Госпиталь

Киораку заражал своей энергетикой всех вокруг. Всегда бодрый и веселый он внушал чувство уверенности, убеждал, что как ни крути, все обязательно будет хорошо, иначе просто быть, не может. И Джууширо искренне благодарил его за такую необычную, но, тем не менее, незаменимую поддержку. Наступившее молчание было полно значения. Их глаза говорили друг другу все, что только может сказать взгляд друга давно ставшего братом. Секунда, другая – и капитаны закармливают медика высокими благодарностями и обещания, что постельный режим будет свято соблюдаться, да и волноваться лишний раз больному не дадут, дабы вновь покинуть госпиталь с улыбкой на губах и камнем в сердце.

Шли медленно, беседуя на бытовые темы, намеренно обходя за километр разговор о пошатнувшемся здоровье. Каждый делал вид, что ничего не произошло. Грязь на хаори ни что иное, как следы песчаной бури, которых в Готее и в помине не было, а кровяные разводы на рукаве не более чем сироп, пролитый прозорливой Ячиру. Но чтобы они не принимали на веру, истинное значение всего этого никуда не исчезало. Порой то от чего мы хотим отказаться, зачастую преследует нас до самого конца. Это и есть ни что иное, как страх, ибо у печали есть предел. Однако Джууширо боялся не смерти, нет, в ней он видел то же начало, что и в рождение, он боялся той боли и несчастий, которые принесет его гибель Шунсую, Кийоне, Сентаро и Рукии, а также Готею 13. Все они слишком дороги ему и он сделает все, чтобы как можно дольше видеть радость на их лицах. Таков избранный им путь. 

Утро вступило в свои права незаметно, словно бы подкралось исподволь, тронуло за плечо, удивило предрассветным туманом, восхитило медленно взошедшим солнцем. Запели ранние пташки, встрепенулся ветерок. Его потоки сменили зябкую прохладу на приятную теплоту. Госпиталь остался далеко позади там, где следовало забыть и мысли о той, которой не смог признаться в прекраснейшем чувстве на свете. Рано отчаиваться. Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах, садилась на тонкую линию губ, чтобы исчезнуть в уголках рта. Так и добрались до родной дивизии, а скоро и до уютного домика на озере.
- Я заварю чай, - вымолвил Джууширо с порога. Пока душистый напиток заваривался, капитан поставил на низенький столик две высокие фарфоровые чашечки, которые вскоре были наполнены прекрасным душистым зеленым чаем.
- Знаешь, а я ведь так и не пожелал тебе доброго утра, - взгляд помрачился выражением будто усталости или скуки; но ни усталость, ни скука не смогли согнать  лица мягкость, которая была господствующим и основным выражением, не только лица, а всей души; а душа открыто и ясно светилась в глазах, в улыбке, в каждом движение головы, руки. – Кстати, тебе что-нибудь удалось разузнать у сенсея про Ключ Короля?
Джууширо вспомнил события ушедшего дня, когда они на пару с Киораку искали малейшее упоминание про столь ценный артефакт в библиотеке Сейретея. И если тайчо ничего не путает, другу удалось что-то обнаружить, с чем собственно он и отправился на визит к главнокомандующему.

Отредактировано Ukitake Jyuushiro (2010-03-28 22:17:05)

Ложь скрывает в своей тени правду, истина утаивает фальшь. Иллюзия есть ничто иное как восприятие реальности в приукрашенном виде. Поэтому ей так легко поддаться. Готей ослепился и заплатил высокую цену за грубую ошибку. Святое доверие, опороченное гнусным предательством, осыпалось пеплом на дно души. Уязвленные шинигами стали мнительны, в случайных совпадениях винили только одного человека, Айзена Соуске. А он, провозгласив себя королем, блаженно восседал на белокаменном троне, играл на нервах Сейретея, словно на струнах, отсрочивая великий бой. Одним словом пожинал лавры. Загнанные буквально в угол  боги чаще поддавали сомнениям шансы на победу, виден час, когда кто-нибудь да отчается и уронит руки. Неунывающий Укитаке и тот чуть не свалился в бездну отчаяния.  Он был безмерно благодарен Киораку и Унохане за поддержку, и как можно забыть Зараки, не окажись рядом коего лежать бы капитану на залитой рассветным золотом грубой земле горы. Растроганный, но внешне по-прежнему спокойно-рассудительный, Джууширо в рекордно короткое время поддался на уговоры Шунсуя, прислушаться к лечебным рекомендациям. Верный друг всем своим видом говорил: " ТАКАЯ женщина плохого не посоветует". Изрядно забавляло видеть проявление подобной покладистости со стороны самого своенравного капитана Готея.
- Сказку? – недоумевая, переспросил он. Взгляд падает на лукавое лицо Шунсуя в поисках ответа. Будто в зеркале он видит отражение лукавства и шутки. Такая приятно – теплая привычка. Киораку всегда говорил с подковыркой, когда Джууширо было плохо. И всякий раз седовласый клевал на одну и туже удочку. Аккуратно сложенное капитанское хаори лежало рядом, на нем верный Котовари. Когда он врезался глазами в потолок, готовый слушать, Шунсуй начал свой рассказ.
Так вот к чему все это. Капитаном ... нет, может быть даже лейтенантом, Айзен дурил нам головы, в то время как сам вынашивал план, кропотливо собирал информацию о том самом Хоугиоку. И все чтобы создать ключ Короля. Немыслимо, но реально, что ему удалось ни разу не ошибиться, когда мы наступали на одни и те же грабли по несколько раз. Укитаке не злился. Гнев кончился, осталась неприязнь и отвращение. Айзену нет прощения. Однажды  вкусив сладкий плод власти – он зависим. Каракура. Маловероятно, что Ямомото-сенсей сочтет необходимым оповещать Куросаки Ичиго. Парень слишком импульсивен, им тяжело управлять, что не по душе старику. Что же ничего не поделаешь, придется проинформировать его через Рукию. И никакого нарушения устава. Кучики – офицер моего отряда, что значит, она имеет право быть предупрежденной о скорой битве.
- Одно мне кажется странным, - сев на футон, он приложил ладонь в подбородку. – Зачем Соуске понадобилась Каракура, если он мог воссоздать копию ключа еще, когда был капитаном. Ведь тогда представился великолепный шанс поразить двух зайцев одним выстрелом. Воспользоваться сумятицей вызванной вторжением риоку, чтобы убить сотню рядовых или нескольких капитанов, а после создать фальшивку. Он что-то задумал и чувствуется мне, что Каракура только предлог, прихотливо выбранная декорация для удачной постановки жуткого спектакля. 

Отредактировано Ukitake Jyuushiro (2010-04-06 23:07:19)

По мнению Укитаке не так давно прошедшее собрание не принесло ровным счетом никаких результатов. Что толку в бессмысленных спорах и неприятном допросе предателя, не воспринимающего всерьез жизнь. Его неуместный шантаж поспособствовал возникновению целого ряда новых вопросов, домыслов и предположений. Явно спланированный донос Гина на своего покровителя не делал ему чести и меж тем сбивал с толпу, трогая сознание подозрением. Как назло ни с лова о судьбе города и беззащитных людей. Распоряжения, повторяющиеся из года в год, превратились в паршивую привычку старика. Джууширо негодовал на недальновидность со-тайчо. Неужели он не видит, что, создавая очередную волокиту проверок и перепроверок, безутешного шпионажа, растрачивает копилку преимуществ. В душу закрадывалось неприятное утомительное ожидание неминуемо страшного и сильно печального события. Как бы он хотел повернуть время вспять, забыть плохое. Пускай исчезнет треклятый Хоугиоку, сломается, его смахнут рукой с пьедестала и, упав на серый камень, он разобьется в пыль. Скольким нужно найти гибель, чтобы Айзен насытился вином всевластья. Подумать только, ведет себя как избалованный принц, заполучивший долгожданную игрушку. Мелкая, хрупкая безделушка, а, сколько горя и слез пролилось из-за нее.
Когда капитан думал обо всем этом, его сердце обливалось кровью, начинало щемить в груди, в горле зрел кашель, сжатые в кулак костяшки пальцев белели.
- Подставлять под прямой удар Куросаки и его друзей – глупее политики я еще не видел, - беловосый мужчины лежал на футоне, твердый взгляд каштановых глаз сверлил потолок, резкое дыхание царапало легкие. Грудь вздымалась и опускалась с нехарактерным сквозящим недовольством. Заботливые, нежные прикосновения друга мало-помалу подчиняли себе. Такое мирное, безмятежное дыхание прогоняло чувство досады. Смягчившись, приняв из рук Шунсуя оброненное добросердечие, Укитаке закрыл глаза.
- Не зная даже малой части способностей Айзена, мы идем на ощупь по темному коридору. Еще один поворот и нас сцапают, - тонкие бескровные губы лениво произнесли слова, в уголках притаилась ирония улыбки. Трудно смириться с неотвратимой действительностью, но еще сложнее придти к согласию с самим собой и выбрать путь всепрощенья.
- Как думаешь, может нам следует отправиться в Генсей? Ты знаешь, я уже говорил, что не намерен на этот раз слепо следовать приказу Ямамото-тайчо. Вряд ли он спустит нас с короткого поводка. Он говорит, что мы нужны ему здесь, но для чего? Сидеть и охранять, ждать. А ведь можно принести больше пользы, противостоя натиску врага, - открыть глаза и посмотреть на друга, прямо без упрека. Во взгляде горит пламя надежды, что и сейчас он не оставит, поможет. Ведь он так нужен ему. Друг, брат и кто-то очень близкий, способный разделить радость и печаль, лечащий своей добротой сильнее, чем лекарство прекрасной женщины. Вот, в ком обитает настоящий покой.

Отредактировано Ukitake Jyuushiro (2010-04-23 23:16:02)

Заиграло красками утро, весело зачирикали ранние пташки, сонный ветер лениво щекотал зеленое оперенье деревьев. Сейретей встречал рассвет, подставляя под ласковое солнце огрубевшие от постоянных войн ладони. Из задумчивости Укитаке вытеснили громкие голоса двух незаменимых старших офицеров. Видимо, Кийоне и Сентаро помогали остальным рядовым тринадцатого отряда прогонять оцепенение, заставляя нехотя возвращаться к действительности повседневного бытия. Шинигами делали зарядку, зевали и с нетерпением ждали разрешения отправиться на завтрак. Джууширо знал, после еды  шумная парочка, споря между собой за право отодвинуть седзе, придут его будить, не подозревая, что этой ночью капитана снова била высокая температура, горло разрывал жуткий кашель, что он не сомкнул глаз. Обвиняя себя, что недоглядели, они настойчиво уложат его на футон и принесут зеленого имбирного чая, и вроде как успокоятся, когда услышат его чистый голос, говорящий, что стало лучше. Так ли оно все на самом деле?
Укитаке прекрасно знал, что закат не за горами. Он был готов к смерти, жалея только об одном, что она до сих пор не готова к встрече с ним. Но печаль сильнее грызла капитана, когда он представлял, что может быть, именно это ободряющее нежное касание широкой теплой ладони друга окажется последним. Поэтому, хочется поймать его пальцы, не давая уйти так быстро, ведь еще так мало времени вдвоем. Но Киораку верно хочет спать, он утомлен и Укитаке грустно улыбаясь, отводит взгляд в сторону, не заметно для друга сжимает одеяло, чтобы тот не увидел, как тяжело ему дается еще одна разлука. 
- Парень действительно многого достиг. У него большой потенциал. Впрочем, ничего удивительного. Все-таки он - сын Куросаки Ишшина, - Джууширо воспрянул духом. Невольно напрашивались картины прошлого, рисующие больничную палату, наполненную ярким светом и молодого темноволосого мужчину окруженного ореолом гордости и чести. Его лицо, как и всегда, выражает глубокое умиротворение. Он смотрит в окно, любуясь цветением сакуры. И не понятно от чего он тихо улыбается: потому что бело розовые лепестки залетают в комнату и падают на ладонь или благодаря самоотверженному упрямцу помогшего найти потерянную тропинку к самому себе и спасти сестру.
- Хорошо. Но пообещай, что ничего не предпримешь в мое отсутствие, - ясные глаза ложатся прямодушное лицо товарища. О чем он думает? Чем дышит? И в тоже время как похоже на него прятать за беспечной улыбкой великую тоску и вековую усталость. Каждый болен по-своему… Нелепые косички распустились, мягкие прямые волосы выскочили из плена колосков и теперь беспорядочно лежали на подушке.
- Иногда мне кажется это проклятьем быть его воспитанником. Но мы давно уже не дети. С другой стороны я рад и счастлив быть ему опорой, чувствовать его доверие, проверенное временем, - что не говори, но ненавидеть и подолгу обижаться на причуды старика было невозможно. Джууширо уважал его, восхищался мудростью и помнил урок, заученный давным-давно. «Исполнять долг, чтить дружбу и следовать зову сердца». Но что делать когда одно не вяжется с другим…

Отредактировано Ukitake Jyuushiro (2010-04-25 21:12:46)

Столкнувшись с взглядом карих глаз Укитаке замер, недоуменно всматриваясь в лицо, исполненное чувством уязвления. Неужели он чем-то задел его, оступился, сделал что-то не так, подставил под сомнение его заботу. Колючая вина падает на плечи, заставляя белоснежную голову елозить по подушке, отчего волосы рассыпаются подобно звездной пыли  на черном небосводе. Секунда другая и бледную кожу обжигает безобидная насмешливая улыбка. Всего лишь поза. Подумать только он купился на его уловку, приняв несуществующий каприз за правду. Верно, сказал мудрец. Я знаю, что ничего не знаю. Еще слаб для огорчений, беззащитен от предательств – связь красных нитей сильна как никогда. Не подменит иллюзия, не раскроит холодный клинок богоубийцы, удушье везущей темноты навлекаемой несчастным сверчком не потушит яркое биение двух сердец.  Сквозь века пройдет нежная дружба и переродится из пепла неукротимого времени, словно жаркий феникс.
Молчаливый кивок вместо слов, говорил о многом. Я знаю обо всем. Ты не отвернешь взгляда, протянешь руку помощи, вырывая из холодной камеры смерти. Я также знаю, что ты часами сидишь у моей постели сжимая эту худую ладонь, молишься своему не похожему ни на какого богу и широко, но печально улыбаешься, когда я возвращаюсь из одинокого плавания по океану своей души. Спасибо… Резкий запах щекотал ноздри. Кьораку рядом тихо бормотал что-то сквозь сон. Шунсуй с академической скамьи отличался здоровьем: крепкий хорошо сложенный стан, горячие ладони. Джууширо в сотый раз бродил по тропинке былой молодости. Оставшись в общежитие, сославшись на нездоровье, допоздна зачитываясь свитками, ему удавалось дождаться возвращения праздного гуляки с вечеринки, посвященной выдуманному студентами празднику. Повод был мало важен – главное повеселиться, снять тяжелый груз изнурительных тренировок. Кьораку невнятно выражался, валился на футон и уже через секунду стены тряслись от здорового храпа шинигами. Очнувшись спозаранку Джууширо открывая глаза, сталкивался с умиротворенным лицом друга перебравшегося ночью к нему под бок. Теперь остатки веселых лет прятались на дне угасших глаз, выражающих мудрость, обретенную в тысячелетиях взросления.
Опустив невесомые веки чуть тронутые роковой синевой, капитан забылся.

Прелестные края рисовало воображение. Хребты гор, вершины которых подернуты пушистым снегом, а у подножья, в долине, раскинулось озеро, усыпанное лотосами. И маленькие кувшинки цвета меда тянутся, ввысь стремясь коснуться облачков, проплывающих в бирюзовой глубине весеннего неба и похожих на растрепанные мотки блестящего шелка. Ветер, налетая порывами, похищал маленькие цветки сливы с изящных тонких ветвей. Вдоволь наигравшись, он ронял их в сапфировое озеро. Мелкая рябь кольцами проносилась по глади, замирая в тишине.

Отредактировано Ukitake Jyuushiro (2010-05-01 16:20:44)